Зайду вот с чего. Ну, то, что Пушкин был гурманом, рассказывать, пожалуй, не стоит. Факт известный. И это не только, скажем, привычка. Это прежде всего, дань моде. Ведь в конце XVIII века в моду вошла так называемая разорительная роскошь : важно было казаться богатым. Именно казаться, а не быть. В глазах соседей-друзей-приятелей казаться. А это, в первую очередь, означало иметь у себя дома «изысканный стол». Ну, то есть, угощать пришедших чем-то невероятно редким, изысканным, дорогим, непривычным для нашего застолья.

Вот давайте на примере нашего повесы-Женьки и посмотрим, что подают там, где он трапезничает. А если, перечитывая, вы когда-нибудь обращали внимание, как Онегин обедает в столичных ресторанах, чем его потчуют в имении Лариных, чем угощается он и на придворных обедах, и, конечно, что ест дома. Вот и заглянем в его роскошный рацион! Поехали!

«К Talon помчался: он уверен,

Что там уж ждет его Каверин.

Вошел: и пробка в потолок,

Вина кометы брызнул ток;

Пред ним roast-beef окровавленный,

И трюфли, роскошь юных лет,

Французской кухни лучший цвет,

И Страсбурга пирог нетленный

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым…»

Ну, вот отсюда и начнем, помолясь! Итак, место действия – ресторан Пьера Талона. В те самые годы этот ресторан, располагавшийся на Невском проспекте, был главным местом, где собиралась вся холостая и небедная молодежь. Мажоры того времени, если хотите! Общее настроение и стиль этих застолий были соответственными: как сказал Александр Сергеевич -с «пробками в потолок». А вот что ели в ресторане, давайте разберем!

«Нетленный Страсбурский пирог» – это, как я уже сказала, и с чего, собственно, начала – особым способом приготовленный паштет из утиной печени, трюфелей, рябчиков и перемолотой свинины. Вся эта красота перемешивается и запекается в тесте. Пирог готов! Говорят, он был очень частым блюдом на столах дворянствах тех лет. Женька точно пробовал. Надо полагать, что и сам Пушкин – тоже не отставал.

Ростбиф. Тут много говорить сегодня без надобности. Это национальное блюдо Англии, известное ещё с XVII века. А в Петербурге стало модной кулинарной новинкой в самом начале позапрошлого века.

Мягкий лимбургский сыр, который при разрезании растекался (отсюда Пушкин и назвал его живым). А вот отличительная особенность этого сыра состояла в том, что он имел характерный острый вкус и сильный аромат, поэтому его опасались есть перед выходом в свет. Ну, как мы сейчас не очень налегаем на чеснок перед выходом из дому.

“Вино кометы” – это, други моя, шампанское необычайно богатого урожая 1811 года, который связывали с появлением на небе в том году яркой кометы. Вдова господина Клико, винодела, придумала розовое шампанское, для дам, с добавлением в него красного вина. А вино кометы было золотым и очень крепким, с большим количеством сахара, и пробка вылетала от этого с особым шиком и шумом. Баронессе Николь Барб было всего 27 лет, когда с дочкой на руках она осталась одна после смерти любимого мужа. И она взялась за собственное дело и надо сказать, добилась того, чтобы ее вина были кристально чистыми и узнаваемыми. А для козырного «Вдова Клико» сама придумала ярко-оранжевую этикетку. Но мы отвлеклись. Продолжим о трапезах.

А вот как контрастирует у Пушкина описание Масленицы, исконно любимого праздника и дворян, и людей, сословием пониже. В доме Лариных, этот праздник отмечали примерно так:

«У них на масленице жирной

Водились русские блины…

К гостям усердие большое,

Варенье, вечный разговор…

В то время жирный был пирог

(К несчастию, пересоленный);

Да вот в бутылке засмоленной,

Между жарким и блан-манже,

Цимлянское несут уже…»

Женьке вместо Страсбурского предлагается пересоленный (как он считает) жирный пирог. Вместо пробки в потолок – Цимлянское. А это, кто не знает, это не французское шампанское, а вино из донских виноградников. То есть, напиток, рангом пониже. Хотя, возможно, не уступающий во вкусе. Но пафос – есть пафос.

Блан – манже, скажете! Ну, да, это желе из миндального молока. Но несмотря на всю французскость названия, совсем это был не деликатес в светском обществе тех лет. Блан – манже делали зачастую по упрощенной схеме на основе коровьего молока или сметаны. Кстати, вспомните, друзи моя! Блан-манже синее, красное и полосатое подавали в «Барышне-крестьянке» на празднике для слуг, куда ходила Настя, служанка Лизы Берестовой. Так что, никакого мажорства.

Еще фрагментик, если вы не против:

«Что устрицы? пришли! О радость!

Летит обжорливая младость

Глотать из раковин морских

Затворниц жирных и живых,

Слегка обрызгнутых лимоном.

Шум, споры — легкое вино

Из погребов принесено

На стол услужливым Отоном;

Часы летят, а грозный счет

Меж тем невидимо растет…»

Итак, устрицы. Писать, если честно, особо нечего, кроме того, что богатым петербуржцам только что выловленных устриц доставляли рыбаки. Посему неудивительно, что Пушкин написал о «грозном счете», невидимо растущем. Удовольствие это было не из дешевых: за сотню устриц отдавали по 50, а иногда и по 100 рублей. Сумасшедшие деньги на то время! Как описал поэт, их ели свежими, сбрызгивая лимонным соком. К устрицам подавали легкое белое вино. Но это в Петербурге.

«Москва Онегина встречает

Своей спесивой суетой,

Своими девами прельщает,

Стерляжьей потчует ухой…»

А тут – явный контраст. В отличие от Петербурга с его английскими, бельгийскими и французскими деликатесами, в Москве Онегин отдавал предпочтение русской кухне с ее богатым ассортиментом супов. Уха из стерляди, о коей идет речь, – традиционное русское блюдо. Помимо свежей выпотрошенной и почищенной рыбы, в суп добавляли овощи и даже водку! Вот так! Уху варили на прозрачном курином бульоне, а для аромата клали сельдерей.

В Москве, кроме ухи, часто обедали щами и ботвиньей. И если для Женьки это не совсем комильфо, то, скажем, Александр Дюма даже добавил рецепт щей в свою книгу «Большой кулинарный словарь». К щам из свежей капусты обычно подавали пирожки или кулебяку с начинкой из мяса, а на второе – гречневую кашу.

Но на вопрос, одобрял ли все это трапезничество Пушкин, ответ мы находим в нашем же романе:

«Несносно видеть пред собою

Одних обедов длинный ряд,

Глядеть на жизнь как на обряд

И вслед за чинною толпою

Идти, не разделяя с ней

Ни общих мнений, ни страстей».

В общем, други моя, конечно же, приятного всем аппетита! Но давайте еду не возводить в ранг культа. И вообще, Великий Пост на дворе. Так что винегретик, гречневую кашку, овощей побольше – и не роптать! А к Женьке мы еще вернемся, интересный он все же типаж!